По мотивам (из цикла «Творческие люди»)

С писателем я познакомилась у себя на балконе. Услышав, что в пустовавшую по соседству квартиру кто-то въехал, я стала прикреплять пляжную подстилку в качестве межбалконной разделительной ширмы. В этот момент стеклянная дверь соседнего балкона распахнулась, и на пороге появился мужчина в светлых брюках и рубахе навыпуск а-ля Джавахарлал Неру.

           - Дайте помогу.

           Он схватился за торчавший из стены крюк и вырвал его, да так, что из дырки посыпалась струйка песка. Я не удержалась и хихикнула, и он с легкостью рассмеялся вместе со мной.

           - Гвозди это не моё, это верно.

           - А что ваше? — не без привычного кокетства спросила я.

           - Знаете, это у Чехова есть: неудобно говорить о себе, что ты писатель. Поэтому он всегда и представлялся как доктор. Доктор Чехов.

           - Но ведь он и был доктором. Врачевал и даже прививки в своей губернии делал.  

           Я успела поймать в его глазах секундное удивление, прежде чем он прикрыл его поспешным комментарием:

           - Конечно-конечно, он был прекрасным врачом, знающим, вдумчивым, человечным. Очень интересовался психиатрией и — есть у меня такая теория, — если бы прожил дольше, то, вполне вероятно, переквалифицировался бы из терапевтов в психиатры. И ему бы это очень подошло. Исключительно.

           - Так вы врач?

           - Н-нет… я как раз писатель.

           - Да что вы!

           - Да, да, да, грешен, грешен, грешен.   

           Повисла пауза. Я задумалась: что удобнее было бы спросить — как его зовут или что он написал? Но тут он протянул руку и представился.

           - А я как раз на днях слышала по радио интервью с вами. Вы рассказывали о вашей последней книге. 

           - Не говорите «последней», тьфу, тьфу, тьфу. Всё-таки надеюсь, что не последней.

           - Извините, я имела в виду «новой». О вашей новой книге.

           - Ну и как вам?

           - Книга или интервью?

           - И то и другое.

           - Книгу я не читала, а интервью было интересно слушать. Особенно, когда вы говорили о Фрише, Гессе, Кортасаре. Об их влиянии. Мне сразу захотелось вас почитать.

           Его брови поползли было вверх, но он их задержал на полпути к кромке волос и вдруг просто, по-приятельски, признался:

           - Господи, как приятно в наши дни встретить человека, который произносит эти замечательные имена без запинки и с правильным ударением. Не хотите спуститься в угловое кафе, составить мне компанию? А то жутко хочется кофе, а я пока только книги перевез, угостить вас нечем. А занавеску я вам потом приделаю, хотя, уверяю вас, она вам не понадобится — я снял это жилье в качестве кабинета для работы, так что буду здесь не каждый день. Увы. 

           Месяц спустя, когда я только закончила читать его книгу (я ее купила, а он надписал), лежа поперек моей кровати с закинутыми за голову руками, он мечтательно произнес:

           - Господи, как мне повезло! Как мне повезло, что такая женщина…и не просто женщина, а богиня! Что она свободна, не скована этими чудовищными брачными путами, что она ждала меня, что она дарит мне свою бесценную любовь… Впрочем, богиня ведь всегда свободна. Да, богиня не может принадлежать кому-то, она вне…и это само по себе чудовищно, потому что это означает, что и мне она тоже не принадлежит… Это надо записать.

           Он вскочил с кровати и кинулся к брюкам.

           - Она там, в квартире осталась, записная книжка. Ах да! Я же могу теперь в телефоне записать, у меня там такое приложение установлено, удобное очень.

           Он достал свой айфон и уставился на экран.

           - Чёрт, пропустил важный звонок. Я должен отзвонить. Сейчас вернусь, не одевайся, — распорядился он и по балкону прошел к себе.

           - Чего ты трезвонишь? Я же сказал, что буду работать и не буду отвечать на звонки, — подслушала я, сидя на балконе на корточках, чтобы, в случае, если он встанет у своей балконной двери, меня не было видно. — Нет, не надо, я не голодный. Перехвачу чего-нибудь в закусочной, тут есть где. Да-да, до вечера, целую.

           Когда он вернулся, я, сидя в кресле в черном шелковом халате, пила кофе. Он примостился на полу, развел в стороны полы халата и, покрывая мелкими поцелуями мои ноги, задекламировал:

           - Напои меня своим божественным нектаром, богиня! Хотя…погоди…божественным и богиня… масло масляное…это как-то нехорошо…так, сейчас…

           Он замер, не выпуская моих ног. Я опустила сухарик в кофе и откусила размокший кончик.  

           - Напои меня своим волшебным нектаром…чудодейственным, чудотворным…нет, чудотворным плохо — я же не болен…чудодейственным — да, так лучше. Напои меня своим чудодейственным нектаром, богиня! Боже, как ты хороша! Просто возмутительно. Я ни о чем теперь думать не могу рядом с тобой. И не хочу думать. Я хочу только тебя!

           Через два месяца, сидя в том же кресле с чашкой чая и айпэдом, он читал мне выдержки из своего нового романа. Когда, спустя сорок минут непрерывного чтения, он замолк, я так заслушалась тишиной, что не сразу отреагировала на его вопросительный взгляд.

           - Ну? Ты — первый читатель, это важно.

           - Мне трудно что-то сказать, я ведь не знаю начала.

           - Прочесть тебе первые четыре главы?

           - Обязательно, но не сейчас. Мне сегодня еще в парикмахерскую.        

           - То есть ты ничего не поняла. Слушала-слушала, а мысли её были далеко-далеко, в новом причесоне.

           - Честно говоря, я несколько потерялась в повествовании. Непонятно, кто это говорит — главный герой или его аватар? Или же это всё мысли модератора? И хочет ли он убить жену по-настоящему или же он в компьютерной игре? То есть, у меня такое ощущение, что автор хочет читателя намеренно запутать в нарративе, но...

           - Не поняла ни-че-го.

           Он встал, грохнул кружку на журнальный столик и ушел через входную дверь. Это была наша первая ссора.

           Через неделю, лежа со мной в постели, он рассуждал:

           - Да, ты была права. Возможно, я слишком увлекся и не учел всей сложности этих спутанных переплетающихся нарративных дорожек, хотя в этом, конечно, тоже есть своя прелесть – необязательно всё читателю разжевывать. Он не идиот, сам додумается. А с другой стороны, вовсе необязательно всё понимать. То же самое происходит, когда читаешь на иностранном языке: ты не всегда понимаешь каждое слово, но это и неважно. Это никак не влияет на понимание общего смысла.

           - Ты читал это жене?

           - Что? Нет конечно! — возмутился он и тут же вскочил с кровати.

           В радиоинтервью он говорил, что «прокатывает» свои книги на жене. Видимо, вспомнив об этом и о том, что я то интервью слушала, он торопливо добавил:

           - Раньше бывало, но… у нас совершенно разные интересы, она в этом не разбирается.

           - А что тут разбираться: интересно читать или не интересно. Вот и все критерии.

           - А-а, ну по этой логике тогда Дэн Браун для тебя царь и бог, куда мне равняться.

           - Значит, ты признаешь, что Брауна читать интересно?

           - Тебе обязательно надо со мной поспорить?

           - Почему ты это воспринимаешь, как спор? Ты ждешь, что с тобой будут всё время соглашаться?

           - Не всё время, но хотелось бы, чтобы хотя бы иногда.

           - Я думала, так интереснее.

           - Как «так»?

           - Так — когда у каждого свое мнение.

           - Одно дело «мнение», а другое дело говорить гадости. Для этого жена есть. 

           - Тебе жена говорит гадости? А в интервью ты говорил, что она твоя ярая поклонница.

           - Господи, ну чего только не скажешь в интервью, это же промоушен! И потом…она просила сказать что-нибудь приятное про нее.  

           - Значит, жена у тебя не поклонница? То есть она тебя не читает.

           - Она читает, но, по-моему, только, чтобы себя выискать. И дико злится, если не находит.

           Он усмехнулся.

           - Одни злятся, когда себя узнают, другие наоборот — что ты их не описал.

           - Я думала, люди, как правило, себя не узнают в произведении.

           - Смотря как написать. Всё зависит от мастерства. Но прямое списывание с натуры скучно. Я же люблю дать разгуляться фантазии, как ты, наверное, заметила.

           - Она у тебя просто фонтанирует, — согласилась я.

           - С твоем помощью, дорогая, с твоей помощью.

           Он притянул меня к себе и положил голову мне на плечо.

           Спустя месяц он снова принес кипу распечатанных листов и с торжественным видом, еще до секса, уселся в кресло.

           - Уже? — спросила я.

           - А я быстро работаю, ты разве не замечаешь? Не слышно тебе через стенку, как я надиктовываю?

           - Нет, слава богу. Хорошо, что времена печатных машинок канули в лету. А то мне был бы слышен и твой голос, и еще стук пишущей машинки твоей секретутки.

           - Ты у меня секретутка. Секретатка. Секретная татка. Так, ладно, ты меня заболтала совсем. Садись, не мельтеши, слушай.

           Через полтора часа, когда я выпила весь кофейник и от нечего делать съела плитку шоколада, он перевернул последний лист и запрокинул голову на спинку кресла.

           - Монументально, — сказала я после секундного раздумья.

           Он вскинул голову и выпрямил спину.

           - Что именно?

           - Всё. Текст твой. Книга.

           У него саркастически стали подергиваться уголки рта, и я поспешила добавить:

           -  Ясно, что это замах на что-то большое.

           - Только лишь замах?

           - Не только, нет…но ведь пока написано несколько глав, я не знаю,  к чему всё это придет, но ощущение такое, что автор мыслит глобальными категориями.

           - Какими? Что тебе было особенно интересно?

           - В принципе, это как бы немножко не моя литература. То есть не моя тематика.

           - То есть ничего тебе не было интересно.

           - Мне было интересно то, что касается твоего профессионализма, как он выразится на этот раз. То есть твоя личность мне интересна, а то, что написано – не очень. Просто потому, что это не моё. Ну не ношу я юбки-клёш, хоть убей, понимаешь. Так и здесь: фэнтези меня не увлекает, и если бы я тебя лично не знала, то читать бы не стала.

           - Значит, фэнтези. То есть жанр ты все-таки определила. Понятно.

           Сжав рот в тонкую полоску, он встал с кресла и прошел к балкону.

           - А это не фэнтези? Извини, я тогда не поняла.

           - Нет, почему же. Всё ты поняла и главное уже ярлык наклеила: это старье такое а-ля юбка-клёш, фэнтези трешевый.

           - Я просто сказала, что это не моё, а юбки-солнце сейчас как раз очень модны.

           Он молчал.

           - Ну, хорошо, я ошиблась, это не фэнтези, а что тогда? Этот многомерный мультиреальный мир, эти шифро-коды, какие-то странные имена у героев…Экстрамат, Ванно Танно, Кунасдр… Я думала, это фэнтези…а-ля Толкиен. Или Сорокин. Ну просвети меня тогда, что это…

           - Антиутопия, естественно! Я не понимаю, как это можно не понять?! И мир многомерный – да, но это же виртуальность, а ее может быть сколько угодно!

           - Разве?

           - Что «разве»? Что теперь не ясно?

           - По-моему, виртуальность тоже одна. Одна виртуальность, одна реальность.

           - И как ты себе это мыслишь, эту свою «одну виртуальность»? Вот ты зарегистрировалась на одном сайте, там у тебя один ник. Зарегистрировалась на другом – там другой. На одном ты выступаешь как ты, а на другом, как мужчина, скажем. Вот у тебя уже две виртуальных реальности.

           - А-а, в этом смысле…

           - А в каком еще?

           - Я думала, ты имеешь в виду существование нескольких реальных виртуальностей, как если бы был интернет и еще что-то новое выдумано вроде интернета. Например, общение с потусторонним миром или с животными на новом уровне понимания и проникновения. Или с другими галактиками. Какой-нибудь экстранет.

           - Что за чушь ты несешь, ей-богу…тебе лучше о юбках думать.

           - Зачем сразу обижать? На критику нельзя обижаться, да это и не критика вовсе, а так… просто размышления. Сам просил.

           - Я просил сказать что-нибудь позитивное.

           - Нет, ты просил сказать, что я думаю. Я и сказала. 

           - То есть ты бы такое читать не стала. Вот интересно, как все стремятся тебя раздавить, твое творческое «я», даже, казалось бы, близкие люди. Удивительно. Знаешь, это очень показательная вещь — творчество и творческий успех. Стоит только написать роман, даже не издать, а просто написать, как тут же все проверяются, как на лакмусовой бумажке: у одних это вызывает соревновательность — «я тоже так могу, только лучше»,  у других зависть — они внезапно перестают общаться, у третьих критиканство: они всё знают лучше автора — что надо «улучшить», «исправить», «переделать»… А уж если издашься и о тебе узнают, тот тут вообще туши свет… как с этой моей последней книгой было. Ты ведь, кстати, ее читала и нахваливала, и никаких тебе юбок солнце-клёш.  

           - Но она совсем другая. Если бы ты сейчас писал простой роман, просто о человеческих отношениях, то я бы с удовольствием его стала читать, потому что это как раз моё. А все эти аватары, виртуалы, вся эта демагогическая хрень про подконтрольное будущее – ну что мне об этом думать? Я живу сейчас и хочу читать о сейчас.  А вся эта антиутопия… Это как если бы я, живя на Земле, стала есть космическую еду…

           - «Демагогическая хрень». Ну что ж, вердикт вынесен. Спасибо за откровенность. А как же Оруэлл, Замятин? Впрочем, кому я буду доказывать. 

           - Ты меня не слышишь. Не хочешь слышать.

           - Я тебя прекрасно услышал.

           Он подобрал с кресла листки рукописи и направился к балкону.

           - Ты хочешь, чтобы я тебе льстила? Я думала, искренность важнее. Мне не хотелось бы, чтобы ты терял то, что в тебе сильно. Как в писателе.

           С сокрушенным видом он обернулся.

           - Я слушаю.

           - Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о твоих сильных сторонах?

           - Попробуй.

           - У тебя прекрасная ритмика текста, например.

           Он вымученно улыбнулся.

           - Что ты имеешь в виду?

           - То, что у твоего текста, почти как у стиха, есть ритм и он заметен. То, как верно чередуются длинные предложения с короткими, деепричастия и причастия. То, какие именно слова оказываются внутри предложения рядом, ну и так далее. Сам лучше меня знаешь.

           - Ну допустим.

           - Ты умеешь лихо закрутить сюжет, увлечь читателя, не утомить его. Единственное «но»: героев у тебя слишком много, причем с самого начала.

           - Ты, по-моему, хотела о достоинствах говорить.

           - Да-да. Еще, конечно, диалоги. Диалоги у тебя потрясающие, просто драматургические. Я бы вообще сказала, что тебе бы надо пьесы писать. Или хотя бы попробовать.

           - Значит, еще не всё со мной потеряно. Так я понимаю?

           - Да ты прекрасный писатель, что ты дурью маешься! Надо знать свои сильные стороны и жать на них, а не ударяться в Толкиена.

           - При чем здесь Толкиен, когда это Оруэлл!

           - Ну в Оруэлла, если тебе так приятнее.

           Больше мы эту рукопись не обсуждали, но когда через месяц он ворвался в мою квартиру со словами: «Вернули! Представляешь, издатель, паразит, вернул мне рукопись на до-ра-бот-ку! Да это его самого надо доработать, неуч пошлый!». Я, признаюсь, испытала маленький персональный триумф. Но вслух сказала:

           - Не расстраивайся. С кем не бывает.

           - Ты знаешь, сколько этому чертовому издательству принесла моя предыдущая книга? Нет? А я тебе скажу…

           Он раскрыл калькулятор в телефоне.

           - Я верю. Верю. Ты скажи, что он конкретно тебе сказал? Что надо доработать?

           - Причем, мне же говорилось: «Пиши, что хочешь, мы всё возьмем, главное, не сковывай фантазию, сейчас от тебя пойдет всё», и я повелся, как идиот. Поверил!

           Он с размаху бросился в кресло и закрыл лицо руками, пробурчав что-то в сомкнутые ладони.

           - Что ты говоришь?

           - Ну нет у меня сейчас идей, нету, понимаете!

           - Много писать тоже вредно, книг и так слишком много. А у тебя тем более только что был такой успех. Теперь надо переждать, помолчать немножко.

           - По-моему, это тебе надо помолчать, а то ты сейчас договоришься до…  

           Меня стала утомлять его постоянная строптивость.

           -  Я, между прочим, у себя дома.

           - О господи, уела, черт возьми!

           - На вот, возьми, почитай. Может, настроение улучшится.

           Я протянула ему распечатанные листы своей первой, только что завершенной, новеллы. 

           - А? Что это? — вскинулся он, и, увидев моё имя на титуле, уже успокоенным тоном произнес: — Ну-ну, интересно. Та-а-ак.

           Он начал читать по диагонали, потом свернул листки в трубочку и со словами «почитаю на досуге» ушел к себе. И пропал. Я с волнением, как впервые влюбленная, кидалась к каждому шороху за стеной и лихорадочно, по сто раз в час, проверяла свой мобильный в ожидании вердикта, но он не приходил и не писал.

           Через неделю, когда за стеной шумно хлопнула входная дверь, а спустя какое-то время на его балконе упала жестяная лейка и он громко выругался, я восприняла это как приглашение к разговору и выглянула на балкон. Он курил, устремив взор в крышу соседнего дома.

           - Куришь? Ты же бросил. Что-то случилось?

           - Случилось? Да, наверное. Ты случилась.

           - В смысле?

           - То есть наши отношения — это для тебя так, материал для творческой переработки. Тесто для лепки. Жизнь как исходный материал.

           - Это не про тебя. Не про нас.

           - А про кого?! И, кстати, мои отношения с женой совершенно не таковы, ты напридумывала черт-те чего. Я стал ей изменять вовсе не потому, что она мне изменяет. Она мне не изменяет, у нее и в мыслях этого нет.

           - Откуда ты знаешь? Ты целыми днями сидишь в своей творческой обители, а вечерами со мной в ресторане. Она предоставлена сама себе.   

           -  Она, в отличие от некоторых, на работу ходит.

           - «Некоторые» работают из дома, и, между прочим, их постоянно отвлекают соседи, работать не дают.

           -  Сто восемьдесят шесть страниц успела накатать, времени хватило. И главное — тайком, мне ни слова!

           - Так тебе понравилось? Если отвлечься от сюжета.

           - Ничего для первого раза.

           - Ничего?!

           - Ну неплохо, неплохо. Для баб-с.

           - Почему для баб-с? Тебе разве неинтересно было читать?

           - Я не в счет. Я — лицо заинтересованное. А вообще, это бабская такая литература. Я солнце-клёш не ношу. 

           - Учитывая, что женщины составляют большую часть читателей, перспектива не такая уж плохая.

           - Перспектива на что?

           - На публикацию, конечно. Я думала, может, ты покажешь ее своему издателю? 

           - Ты что, очумела? Чтобы собственноручно расписаться в…

           - Почему ты думаешь, что всем сразу всё станет понятно? Главный герой у меня и не писатель вовсе. Я же говорю: это не о нас с тобой.

           - А о ком? О ком это?

           - Это «по мотивам». По мотивам собственной жизни. Не знаешь разве, как книги пишутся.

           - Не знаю, научи меня.

           - Я устала от твоего постоянного ехидничанья. Так ты покажешь это издателю?

           - Нет конечно! Мне репутация дороже.  

           - Ну и трахайся тогда со своей репутацией.

           Нас переполняли взаимные обиды, и мы перестали общаться. Я тем временем отослала новеллу нескольким агентам и получила ответ от одного издательства: «Ваша рукопись поставлена в план».